Гвардия Наполеона. Её отличие от гвардейских частей других стран.

Рассказывая об армии Наполеона, нельзя не рассказать о его гвардии. Гвардия Наполеона это не только страница истории, это ещё и новый исторический способ комплектования гвардейских частей. Даже после его падения солдаты, служившие в гвардии, почитались французами. Старая, Молодая гвардия — до сих пор эти слова олицетворяют верность и преданность, самопожертвование и непререкаемую отвагу, по справедливости заслуженную гвардейскими офицерами и рядовыми на полях сражений по всей Европе — от Мадрида до Москвы. Ни одному государству того времени не удалось создать ничего подобного. Изучая материалы по армии Наполеона того времени, мне понравилась статья Максима Чинякова об истории гвардии Наполеона и сравнение её с гвардейскими частями других стран мира, она позволила мне взглянуть на известные факты с новой точки зрения. Предлагаю вам выдержки из этой статьи. Прочитайте – не пожалеете.

Слово «гвардия» подразумевает отборную, элитную часть войск, и гвардия Наполеона действительно была таковой. За короткий срок своего правления императору французов удалось сделать ее примером, достойным подражания для всех армий Европы.

В каждой европейской армии того времени существовала собственная гвардия, претендовавшая на звание элитного подразделения, тогда как в действительности эти гвардии состояли из военнослужащих, подобранных не по боевым качествам, а по внешним физическим данным (самые высокие, широкоплечие и т.д.). Ярким примером такого отбора являлась английская гвардия.

Русская гвардия в начале XIX века комплектовалась в результате набора целыми подразделениями, проявившими героизм в боевых действиях, без учета характеристик каждого солдата (лейб-гвардии Павловский, лейб-гвардии Финляндский полки), либо формированием соединений на основе специально выделенных одного-двух батальонов (лейб-гвардии Драгунский полк — из 2-го батальона лейб-гвардии Конно-гренадерского; лейб-гвардии Литовский — из 2-го батальона лейб-гвардии Преображенского), либо в результате набора простых рекрутов, отобранных из числа более или менее смышленых и физически крепких претендентов (лейб-гвардии Измайловский). В марте 1811 года Александр I повелел установить новые правила комплектования нижними чинами гвардейских полков, обязывая гренадерские, пехотные и егерские полки ежегодно до 1 декабря направлять в столицу по 4 гренадера и 2 стрелка. Практика показала, что распоряжение монарха не стало главенствующим в наборе гвардейских полков — единого принципа формирования русской гвардии так и не было выработано.

Императорская гвардия Наполеона явилась совершенно иным учреждением, представляя собой настоящую элиту армии, где внешние физические данные играли не первостепенное значение.

Первоначально гвардия (в последующем данная система отбора сохранится для комплектования Старой гвардии) набиралась по следующим критериям. Из десяти кандидатов отбирался только один человек, безупречно подходивший под разработанные императором Франции условия: выслуга лет, грамотность, участие в кампаниях, ранения, героические поступки, образцовое поведение (здесь Наполеон не был первооткрывателем — подобным образом комплектовался, например, полк конных гренадер Королевской гвардии). Следовательно, при отборе в Императорскую гвардию признавались исключительно личные заслуги военнослужащего. Между тем рядовой состав Молодой гвардии комплектовался новобранцами, которых еще следовало научить премудростям ратного дела.

Существует точка зрения, представителем которой является известный английский историк и знаток наполеоновских войн Дэвид Чандлер. Он полагает, что отбор достойных из достойнейших военнослужащих для дальнейшей службы в Императорской гвардии якобы нес в себе и отрицательную сторону, поскольку гвардия являлась неким вампиром, всасывающим в себя все лучшие кадры из Великой армии, ослабляя ее линейные полки.

Думается, данное мнение не является верным, поскольку в действительности храбрость, мужество наполеоновской армии на полях сражений не нуждается в излишних похвалах хотя бы потому, что сломить ее удалось лишь одиннадцать лет спустя после провозглашения Первого консула императором французов (если учесть начало военных действий республиканской Франции против монархической Европы, т.е. с 1792 г. — получается двадцать три года!).

Сейчас, с высоты почти двух веков, нам трудно представить страстное желание простых солдат и офицеров Великой армии попасть в ряды гвардии, причем совсем не из-за стремления к материальным выгодам. Когда военнослужащий становился гвардейским гренадером, егерем, артиллеристом, новоявленный гвардеец ощущал себя частицей сложного организма, именуемого Императорской гвардией — престижного, как никакой другой, общественно-политического института в начале XIX века во Франции. Подобное желание являлось не случайным, а закономерным — Наполеон предпринимал целый ряд мер по овладению солдатскими сердцами.

Он вступал в переписку с отличившимися в боях солдатами — самый простой гвардейский барабанщик мог всегда лично вручить письмо в руки императору. На дворцовых обедах по случаю распределения наград солдаты (причем не всегда обязательно гвардейцы) рассаживались вместе с генералами, а лакеи имели инструкцию особенно почтительно относиться к первым. Живым олицетворением культа старого солдата и являлась Императорская Старая гвардия.

«Виват! Виват! Мне не один раз предлагали перейти в Императорскую гвардию, но, как назло, когда требовалось мое присутствие — как известно, за отсутствующих некому вступиться — я всегда отсутствовал, и вот наконец, когда пришло очередное предложение, я оказался на месте. Виват! Теперь я капитан в знаменитом корпусе пеших гренадер Старой гвардии, с чином батальонного командира в армии. Ничто и никто в мире не могло больше обрадовать меня, чем эта новость. Отныне я могу рассчитывать на скорое продвижение по службе… я имею честь быть причисленным к гвардии Наполеона! Виват! Чувства переполняли меня, и радость моя была бесконечна». — Строки воспоминаний наполеоновского офицера Л.-Ф. Фантена дез Одоарда более чем убедительны.

Обаяние Наполеона было бесконечным. В самые тяжелые для императора минуты гвардия рьяно приветствовала его. Например, весной 1814 года она требовала продолжать борьбу с врагами, изгнав из армии предателей-маршалов, генералов, и сражаться до последней капли крови. И это были не простые слова, а намерения, прочувствованные всем существом гвардейца, безмерно верившего в него, Наполеона, для всей гвардии являвшегося живым богом на земле, чьи приказания должны исполняться беспрекословно, точно и в срок.

Это ради него они без передышки маршируют в распутицу и ненастье, под палящим солнцем Испании или под снегами России, ради него они голодают, дрожат от холода, кутаясь в залатанные шинели. Самые старые гвардейцы рассматривали личную жизнь как собственность, принадлежавшую целиком и безраздельно «маленькому капралу». Во всемирной истории трудно найти следы подобного безоговорочного благоговения, какое испытывали военнослужащие императорской гвардии к своему повелителю, хозяину Европы.

Символом верности императору может стать пример младшего лейтенанта 1-го полка пеших гренадер Старой гвардии Клода-Шарля Нуазо, на собственные деньги в 1845 году поставившего Наполеону бронзовый монумент работы известного во Франции скульптора Ф. Рюда в родном городе Фиксене (под Дижоном). Надпись на памятнике гласила: "Наполеону — от Нуазо, гренадера, и Рюда, скульптора". После смерти, по завещанию гвардейца, его похоронили стоя, в нескольких ярдах от памятника, чтобы он мог вечно охранять своего императора…

О фанатичной вере гвардейцев в Наполеона ходили легенды. Когда после сражения при Ватерлоо, последнего сражения наполеоновских войн, в один из госпиталей прибыл эмиссар Людовика XVIII, предлагая помощь раненым, один унтер-офицер, ветеран гвардии, которому только что ампутировали руку, бросил ее в посланца:

— Иди отсюда прочь и передай тому, кто тебя послал, что у меня осталась еще одна рука, чтобы верно послужить императору и дальше! Люди гордились принадлежностью к гвардии, они глубоко переживали за собственные промахи и старались являться примером для всей армии. Часто случалось, что гвардейцы, признавая себя виновными в том или ином проступке, добровольно шли на гауптвахту. Некоторые, чтобы не оказаться обесчещенными, кончали жизнь самоубийством.

Солдаты и офицеры гвардии, особенно Старой, являлись людьми, обладающими в высшей степени честностью и благородством. Так, командир пеших гренадер Старой гвардии бригадный генерал Ж.-М. Дорсен говорил:

— Если бы я имел золото, то отдал бы его в кубрик моих гренадер. Там оно находилось бы в большей безопасности, чем в сейфе.

Во время отступления из России, ввиду опасной обстановки, один из казначеев Императорской гвардии без расписок (по вполне понятным причинам спешки) передал крупную сумму (2 миллиона франков) пешим гренадерам Старой гвардии, чтобы переправить ее через Березину. В результате все деньги были возвращены, не считая некоторой незначительной доли, утонувшей вместе с одним гренадером во время переправы через реку.

Императорская гвардия имела много льгот и привилегий, иногда ущемлявших права простых армейских солдат и офицеров, также умиравших за Францию и императора, но верность гвардии Наполеону и ее военная мощь, несомненно, являлись неоспоримым фактом. На полях сражений гвардия демонстрировала полное безразличие к смерти и вселяла в Великую армию стойкость и уверенность. Авторитетный и многократно повторяемый во всю мощь солдатских легких клич старых солдат «Vive l'Empereur!» ("Да здравствует император!") нес в себе невиданную и неслыханную доселе силу и мощь, оказывая живительное воздействие на души дрогнувших солдат, поднимая кипучую энергию у новичков и одновременно вызывая уныние у неприятеля.

Когда кто-либо из новичков-гвардейцев в бою инстинктивно нагибал голову при свисте приближающегося ядра (картечи, пули), офицеры или старослужащие тут же с гневом и ругательствами обрушивались на «виновного»: гвардия имела «главную» привилегию — умирать во весь рост при обстреле, не нагибаясь под пулями!

«Мы не стреляли из ружей, в то время как австрийские пушки, наведенные на нас с расстояния 12 или 15 сотен шагов, превращали наши ряды в просеки. Ядра выхватывали из нас целые ряды… Мы, унтер-офицеры, постоянно повторяли:

— Ряды сомкнуть!

И смелые гренадеры, чувствуя поддержку справа и слева, молча стояли, отпустив только какую-нибудь шутку», — с восхищением пишет гренадер гвардии Ж.-Р. Куанье. Мужеством «ворчунов» можно было только восхищаться!

В кампанию 1813 года новобранцы, составлявшие подавляющее число наполеоновских войск (поскольку боеспособная часть сил погибла в России), сражались с врагом особенно успешно, когда рядом находилась хотя бы одна гвардейская дивизия, одним присутствием придававшая им стойкость.

Во время кампаний 1813-1814 годов в рядах Императорской гвардии количество старых солдат пошло на убыль, но это ничуть не сказалось на преданности императору. Даже после поражения при Лейпциге Наполеон не слышал от гвардейцев ни жалоб, ни упреков, ни шушуканья за спиной. На все вопросы, адресованные им, они отвечали «да», «нет» или просто знаками. Как вспоминал один из рядовых гвардейцев, «даже офицеры страшились нашего спокойствия».

Императорскую гвардию Наполеон рассматривал в качестве не только «высшего резерва» Великой армии, но и кузницы командных кадров. Во время кампаний император практиковал перевод особо отличившихся офицеров и унтер-офицеров в армию для того, чтобы они не только привнесли свой боевой опыт в формирования армейских корпусов, но и явились связующим звеном между армией и гвардией. Несомненно, что гвардейцы служили и для усиления авторитета Наполеона в войсках — кто, как не преданные императору душой и телом военнослужащие, мог исполнять данную функцию?

Любовь и почитание Наполеона гвардейцы несли с собой не только в армию, но и в другие страны, в частности, в Россию. Думается, немногие знают о том, что в качестве гувернера при Мише Лермонтове находился капитан Императорской гвардии Капе, с детства прививший будущему знаменитому поэту уважение к Наполеону. Недаром Лермонтов в собственном творчестве всегда положительно оценивал деятельность Наполеона, оставаясь при этом одним из самых патриотически настроенных поэтов России. Остается только гадать, сколько барчуков в духе почитания Наполеону воспитали сотни гвардейцев, оставшихся в плену в далекой России…

Императорская гвардия занимала привилегированное положение во всех областях — в снабжении (достаточно вспомнить отступление французов из России, когда гвардейцы имели продовольствия в несколько раз больше, чем армейские подразделения), вооружении (ружья обр. 1777 г. модификации IX года республики для гвардии изготовлялись из более качественного материала, имели лучшую отделку наравне с холодным оружием и пистолетами), униформе (более яркой, впечатляющей, пошитой из материала лучшего качества), денежном довольствии. Наполеон всегда заботился о гвардии, чтобы она была во всем только первой. После сражений первоочередное внимание уделялось именно раненым гвардейцам.

К сожалению, гвардия являлась первой не только в сражениях, но и в грабеже захваченных городов и территорий. Например, в Москве гренадеры открывали даже собственные лавки для сбыта награбленного, превратившись в некую ассоциацию торговцев, за что в Великой армии получили прозвище «московских евреев». Так, галету из отрубей и овса они продавали за 5-6 франков, четверть бутылки водки — 20 франков (в среднем в Европе 1 литр водки стоил 2 франка, 1 л красного вина — 50 сантимов, 1 л белого вина — 40 сантимов). Если кто-то не мог заплатить, гвардейцы-продавцы не занимались благотворительностью, и проситель уходил от них не солоно хлебавши.

Когда увезенные из Москвы первые запасы продовольствия закончились, гвардейцы поплатились за свое высокомерие и жестокость. Стоило кому-либо из них приблизиться, например, к костру, около которого грелись армейцы, несчастного с криками и бранью прогоняли прочь. За всю историю наполеоновской армии это являлось самым беспрецедентным и исключительным случаем. Никогда репутация Императорской гвардии в армии не падала так низко!

Но если бы в истории гвардии не существовало больше положительного, чем отрицательного, разве она могла бы вызвать к себе то уважение, которым проникнуты строки произведений ее современников-противников и наших отечественных историков?

«Наконец подошла Старая гвардия, посреди коей находился сам Наполеон. Неприятель, увидев шумные толпы наши, взял ружье под курок и гордо продолжал путь, не прибавляя шагу. Сколько ни покушались мы оторвать хотя одного рядового от сомкнутых колонн, но они, как гранитные, пренебрегали все усилия наши и остались невредимыми... Я никогда не забуду свободную поступь и грозную осанку сих всеми родами смерти угрожаемых воинов! Осененные высокими медвежьими шапками, в синих мундирах, в белых ремнях с красными султанами и эполетами, они казались как маков цвет среди снежного поля!» — вспоминал Денис Давыдов, патриотизм которого, думается, не может быть поставлен под сомнение.

По словам военного историка М. Богдановича, сам Александр I намеревался усилить свою гвардию в целях создания «ее достойную сравнения с Наполеоновою». По свидетельству генерала Ермолова, в 1812 году, во время отступления неприятеля из России, фельдмаршал Кутузов очень обрадовался, узнав, что французская гвардия отступила без боя из Смоленска на Красный, т.к. русский главнокомандующий "полагал гвардию [Наполеона] гораздо сильнейшую, составленною из приверженцев, готовых на всякое отчаянное пожертвование". О стремлении Кутузова избежать встреч с Императорской гвардией Наполеона говорил и Денис Давыдов.

Наверное, не все знают, что знаменитый писатель Артур Конан Дойль, "отец" Шерлока Холмса, англичанин, тоже отдал дань уважения Императорской гвардии, при описании приключений бригадира Этьена Жерара: "За кавалерией стояла старая гвардия, двенадцать полков, все как на подбор ветераны многих сражений, суровые и решительные, в длинных синих шинелях и высоких медвежьих шапках... [...] Проезжая мимо них, я думал, что эти люди никогда не знали поражения, и при виде их обветренных лиц и строгой, спокойной осанки я сказал себе, что они и не будут разбиты".

Существует мнение, что Императорская гвардия никогда не решала сражения «завершающим ударом». Да, это действительно так. Но Наполеона нельзя рассматривать только как полководца, поскольку он — полководец и государственный деятель одновременно, и порой бывает трудно разграничить эти ипостаси. О роли гвардии мы судим с собственной точки зрения, не думая о том, что именно вкладывал Наполеон в создание гвардии. Думается, гвардия для Наполеона представляла больше, чем нам может казаться.

Значение и роль Императорской гвардии окончательно еще предстоит выяснить, но желание трактовать ее только в качестве элитной военной единицы представляется ошибочным. Гвардия Наполеона являлась во Франции мощным общественно-политическим институтом, служба в рядах которой могла стать для человека весьма серьезным фактором в продвижении по социальной лестнице Первой империи с достижением впоследствии наиболее высокого положения в обществе и соответствующего жалованья.

Предоставляя гвардии ощутимые преимущества по сравнению с другими войсками, Наполеон пытался возбудить дух соперничества у своих подчиненных. Перевод в гвардейские части он использовал в качестве вознаграждения наряду с другими видами поощрения (повышение в чине, награждение орденом Почетного легиона), а также — очень немаловажный факт — как форму социального обеспечения семей военнослужащих. Социальное законодательство по обеспечению отставников-гвардейцев также подчеркивало их преимущество по сравнению с остальными военнослужащими. По декрету Первого консула от 9 октября 1802 года и по декрету императора от 29 января 1805 года первые получали пенсию в 1,5 раза больше, чем вторые. В случае перехода на гражданскую службу отставнику-гвардейцу тоже предоставлялись преимущества.

Гвардейцы пользовались особым вниманием Наполеона и после службы в армии. Вышедшие в отставку солдаты и офицеры, покалеченные войной, устраивались в Дом инвалидов (или в его филиалы) за государственный счет, получали землю, высокооплачиваемые должности в гарнизонах пограничных крепостей, на таможенной службе и т.д.

Одной из приоритетных задач Наполеона как главы государства являлось создание "единой Европы" (в трактовке Европы как мира), но с обязательным условием — безоговорочным лидерством Франции. Поэтому неудивительно, что Императорская гвардия являлась полиэтнической: в ее состав входили не только представители европейских народов (германцы, греки), но и представители других наций (черкесы, грузины, армяне, копты). Наполеон не принимал в гвардию только испанцев и родственных им народов и народностей с Пиренейского полуострова, о чем сообщает в специальном послании маршалу Ж.-Б. Бессьеру.

Разумеется, французов в гвардии служило куда больше, и они по праву считали себя привилегированной нацией. Так, в декабре 1809 года, во время проведения очередного парада 2-й полк пеших гренадер проявил недовольство — ворчал — когда Наполеон выказал одобрение хорватам и оказал им, французам, мало внимания. Этот факт, однако, не стоит рассматривать как проявление шовинизма (по крайней мере, в гвардии), поскольку в подобных случаях речь идет о простом желании гвардейцев заслужить хотя бы мимолетную улыбку императора и о "детской" ревности, когда ребенок обижается, если его не хвалят.

Для вхождения в Императорскую гвардию практически не существовало сословных барьеров, но она являлась плебейской, простонародной. В 1810 году граф Дорсен (впоследствии вместе с командиром гвардейской дивизии генералом Ф. Роге) высказал императору предложение о принятии в состав гвардии более массового дворянского элемента, что отвечало интересам Наполеона по слиянию дореволюционного и нового общества Франции. Дорсен имел далеко идущие намерения: установить прочные связи не только внутри французского общества, но и с европейскими монархиями, стараясь добиться примирения между Францией и суверенами Европы.

Смелые идеи Дорсена и Роге шли вразрез с устоявшимся в Императорской гвардии менталитетом. Не случайно некоторые части, введенные было в состав Императорской гвардии (ордонансовые жандармы и Почетная гвардия) были отвергнуты гвардейцами как инородное тело.

Политика синтеза, слияния, предпринятая Наполеоном по умиротворению амбиций старой и новой знати, формированию императорского общества, закончилась провалом внутри как гражданского, так и военного общества, в частности в Императорской гвардии. Новые воинские части, образованные полностью из дворян, словно бросали вызов революционным традициям нового французского солдата, сформировавшегося в результате революционных войн 90-х годов XVIII века и сохранившегося особенно в рядах Старой гвардии.

Империя Наполеона ушла в небытие, а гвардия великого полководца осталась в истории как достойная подражания фаланга преданных "маленькому капралу" до фанатизма воинов, олицетворяя собой военную историю Франции конца XVIII — начала XIX века.

http://gorod.tomsk.ru/index-1205571045.php